Deep Purple
Ian PaiceТот - виртуальный,
и этот - настоящий
А как было бы здорово, если бы EMI предложили мне побеседовать с Яном Пэйсом лет эдак тридцать назад! Вот была бы бомба, так бомба! Но это произошло в две тысячи третьем. А что?! Лучше поздно, чем никогда. Тем более что пятидесятипятилетний музыкант не сгинул в толще лет, а прекрасно себя чувствует и продолжает великолепно играть в очередной версии все тех же DEEP PURPLE. Итак, сегодня 19 августа, а завтра, 20-го - презентация нового альбома группы, который имеет весьма странное название. Особенно для PURPLE - "Bananas". Что это? Ребята перешли на бразильскую музыку (именно эта страна на карте американских президентов именуется "banana land")? В их-то возрасте? Нет, тут что-то не так. На самом деле все гораздо проще и, я бы сказал, тупее. А, впрочем, мне тут и говорить не надо, говорит Роджер Гловер (Roger Glover): "Все началось с маленькой шутки. Года три назад я увидел в газете фото человека, который пытался погрузить на велосипед огромное банановое дерево. И я сказал Гиллану (Ian Gillan): "Смотри, Ян, вот тебе и название нашего следующего альбома. Мы назовем его "Bananas". Ян, на самом деле, и не посмотрел на фото. Он просто сказал: "Отличная идея". И, разумеется, в этом его энтузиазме была одна лишь ирония. Но, тем не менее, все это застряло в наших мозгах, потому что бананы - это так ошеломляюще, и люди могут говорить о том, что бы это могло значить. Это оставляет огромное пространство для философских интерпретаций или чего-то еще… И я уверен, что Ян смог бы дать всему этому глубокое политическое обоснование. Но на самом деле это просто слово и ничего больше". Вот так!
Вот уже почти двенадцать лет, как нет Союза, в котором я вырос и узнал DEEP PURPLE, восемнадцать лет прошло с начала перестройки, когда к нам хлынул поток заморских артистов, и лет двадцать пять, как я перестал слушать хард-рок. Вернее, нельзя сказать, что перестал совсем или разлюбил. Просто в моей жизни появилась другая музыка, которая полностью захватила меня. Наверное, какое-то время я действительно не слушал эту музыку, но потом снова вернулся к ней, и в моей коллекции (уже компакт-дисков) появились LED ZEPPELIN, DEEP PURPLE, GRAND FUNK и т.д. Я, конечно, знаком с творчеством всех этих китов начала семидесятых - "золотого" периода хард-рока. Записи DEEP PURPLE, сделанные после их воссоединения в 1984 году, мне тоже попадались, но, что называется, прошли мимо ушей. Зато классику я знаю наизусть! Многое мне приходилось играть в самодеятельных ансамблях (хорошо, что не сохранилось записей!). Я не случайно назвал именно эти три команды. Кроме того, что в пору моей юности именно эти группы олицетворяли собой самую крутую музыку (не хочу обидеть остальные, не менее достойные коллективы), в них играли, по моему (и не только) мнению, самые убийственные барабанщики - Джон Бонэм (John Bonham), Ян Пэйс и американец Дон Бревер (Don Brewer). Русская транскрипция фамилии последнего неверна, скорее Дон Брюер, но, тогда мы его называли именно так. Причем с американцами-то все ясно - у них глубокие традиции ритма. Там каждый пацан грув играет так, что Старому Свету и не снилось, но эти два парня! Они вывели английский рок на качественно новый уровень, придав музыке невиданную и неслыханную до того агрессивную "зубастость". Это и завершило процесс формирования нового музыкального направления, заслуженно получившего название "хард-рок".
Я не стану лукавить и скажу откровенно, что из всей этой вышеперечисленной троицы моим главным героем был и остается Джон (Бонэм). Но это не значит, что к Пэйсу я равнодушен. Совсем нет! Его игра вкупе с образом "человека без лица" (эти вечные темные очки) всегда имели мощнейшую демоническую привлекательность для музыкантов моего поколения. Но ни мощный грув, ни головокружительные "пробежки" по том томам, ни мистически-хипповая внешность, конечно, не давали ни малейшего представления о личности музыканта. Если о Бонзо постоянно (особенно после смерти) циркулировали всевозможные слухи, порочившие честь и достоинство западного музыканта, то Пэйс всегда оставался "темной лошадкой". По крайней мере для меня и моих друзей и знакомцев.
Отсутствие информации, вне всякого сомнения, стимулирует человеческое воображение. Так и у всех нас, у тех, для кого имя Яна Пэйса имело какое-то значение, был свой образ музыканта. И в телефонной беседе я старался сопоставить то, что осталось во мне от виртуального Пэйса образца семидесятых, с реальным человеком по ту сторону провода, в Берлине.
Тот факт, что Пэйс - левша, добавлял к портрету музыканта еще больше "перца". Причем Ян Пэйс - левша "полный". В отличие от Кобэма (Billy Cobham) и Уайта (Lenny White), которые левши только наполовину - руками. Меня всегда интересовало то, как это происходит, - человек начинает интересоваться барабанами и вдруг обнаруживает, что ему не удобно играть так, как всем. Хорошо, если рядом опытный педагог, но, как правило, на начальном этапе такового рядом нет. И музыкант, оставленный судьбой-злодейкой один на один с серьезной проблемой, начинает поиск ее решения. Кто-то, промучившись какое-то время с правосторонней расстановкой (старательно пытаясь играть как все), переставляет-таки барабаны наоборот (как наш знаменитый барабанщик Шатуновский), кто-то, кто ближе к амбидекстрам, переставляет только половину, а есть и такие, кто, переломив себя, начинает играть "по-человечески".
IAN PAICE: Я начал проявлять интерес к игре на барабанах лет в двенадцать. Но барабанов у меня не было. Я таскал у матери вязальные спицы и колошматил ими по мебели и по всему, что попадалось. Пытался воспроизвести то, что слышал по радио и видел по телевизору. То, что я левша, никогда меня не беспокоило. Я никогда и не думал, что остальные играют по-другому, что они правши. И потом, когда я начал заниматься, я делал это перед зеркалом, и поэтому мне казалось, что я такой же, как все.
Помню, как в конце семидесятых мы с Журкиным говорили о Яне Пэйсе, восхищались его игрой, и Вова сказал: "Ты знаешь, мне кажется, что Пэйс, придя домой после концерта с DEEP PURPLE, ставит джазовую пластинку и играет с ней. Это слышно в его игре".
IP: Мои первые музыкальные впечатления - это голливудские фильмы с биг-бэндами 30-х и 40-х годов. Именно эту музыку играл мой отец - профессиональный пианист. Это та музыка, которая звучала в доме с самого моего детства. Так что и в игрушки я играл под звуки свинга. Затем я начал слушать музыку моего поколения. Это был рок-н-ролл, появившийся в середине 50-х. И я полагаю, что эти два стиля, повлиявшие на формирование моего музыкального вкуса, на самом деле не так далеки друг от друга. Переход от свинговой музыки к рок-н-роллу был очень естественным. Барабанщики все еще свинговали, а пианисты и гитаристы пытались играть "прямые" восьмые, что и переросло потом в рок-н-ролл. Уже позже, лет в 13-14, я стал слушать BEATLES и ROLLING STONES, то, что мы называем современной поп-музыкой. Так я развивался. Но я все равно стараюсь играть с ощущением свинга. Даже тогда, когда я этого не хочу, это все равно происходит.
Мне нравятся ритмы, брэки, эмоции, сохранившиеся навеки на старых пластинках. У меня не возникает желания так играть, но у меня возникает ощущение радости, когда я слышу этих старых барабанщиков и понимаю, откуда происходит то, что играю я. Это то же самое, что делают сегодня молодые музыканты, слушая записи двадцати-тридцатилетней давности таких ребят, как я и Бонэм. Это здорово - вернуться назад настолько, насколько возможно, и увидеть замечательную ретроспективу игры потрясающих барабанщиков, даже не зная их имен. Чем больше Вы найдете для себя в их игре, тем больше Вы сможете применить в своей. Это очень важно - обратиться к музыке, которую, быть может, Вы никогда не будете играть, которая Вам не очень-то и нравится, но если там есть барабанщик - надо посмотреть, что он там делает, чтобы быть в курсе. Ведь все они теряются со временем в истории, а каждый играл свои интересные ритмы, fills, разные штучки, которые можно осмыслить по-новому и использовать сегодня!
А сегодня молодой барабанщик может найти себе кумира на любой вкус. В 50-е не было такого многообразия стилей. И поэтому выбор Яна Пэйса не отличался особой оригинальностью.
IP: Моим первым кумиром был Джин Крупа (Gene Krupa). Я хотел играть, как он, я хотел выглядеть, как он. Он ведь и смотрелся потрясающе! Но если вернуться лет на семьдесят назад и послушать замечательные записи тех лет - никто ведь не скажет, кто все это сыграл на барабанах. Все знают Элвина (Elvin Jones), Филли Джо (Philly Joe Jones), Бадди Рича (Buddy Rich) и т.д., но есть масса записей, сделанных в 10-е и 20-е годы неизвестными ребятами, и на многих из них есть настоящие маленькие барабанные бриллианты.
Кстати, и комплект барабанов, на которых Ян играл вплоть до середины 70-х, очень напоминал комплект Бадди Рича. Но только на первый взгляд. Со временем количество барабанов увеличивалось, но суть оставалась прежней.
IP: Вплоть до … 1974 года я играл на большой установке с тремя томами. Бас-барабан 26"(!), подвесной том - 16"(!) и два напольных тома 18" и 20"(!) (сравните с аналогичным сетом Бадди Рича, соответственно 22", 13", 16", 18"). Это было совершенно сознательно, чтобы добиться настоящего "большого" звука. Его ты можешь слышать на альбоме "Made In Japan". Сейчас я играю (уже более двадцати лет) на барабанах Pearl. Это все так же бас-барабан 26", но томы уже более современного звучания. Размеры - от 10" до 18". Просто, чтобы было больше звуковысотных возможностей. Если быть до конца честным, то из семи том томов моей установки я использую, наверное, четыре. Остальные три имеют скорее харизматическое значение. Я ударяю по ним один или два раза за концерт. Если бы их не было, ничего бы не изменилось, но без них установка выглядит как-то не так.
Ну и барабанищи были у старика Пэйса! По опыту знаю, что заставить звучать такие кадушки - задача не из легких.
IP: У каждого барабанщика в голове есть свой звук. Все зависит от того, что ты хочешь от инструмента. Если тебе нравится звук какого-то конкретного барабана - значит для тебя он настроен. Соответственно, если звук тебя не устраивает - значит что-то в настройке инструмента не то. Барабан не "поет", звук запирается… в общем, что-то не срабатывает. Я предпочитаю, чтобы малый барабан был настроен высоко, чтобы продолжительность звучащей ноты была не длинной. Нижний пластик настроен немного ниже, чем верхний. Это дает звуку моего малого барабана нужную мне остроту и глубину. И струны натянуты довольно сильно. Это обусловлено тем, что, конечно, более распущенные струны дают более "жирный", продолжительный звук, но при этом исчезает так необходимая мне определенность звучания. А без должной определенности невозможно играть быстрые пассажи. Но и перетягивать струны я не хочу. Тогда вместо звука "wishhh…" получается звук "crack". А этого мне не надо. Что касается том томов, а я использую "power toms", могу сказать: каждый том том имеет свой звучащий диапазон. Это легко услышать: если ты опускаешься ниже нижнего предела, то у тома пропадает звуковысотность, он звучит как коробка. Если же ты поднимаешься выше верхнего - получаешь фантастическую "отдачу", контактный звук, щелчок, но при этом совершенно пропадает глубина звука. Я настраиваю том на самую нижнюю ноту верхнего диапазона, чтобы барабан звенел и пел. А чем ниже настроен том том, тем тяжелее на нем играть. Тем меньше отскока, и надо трудиться над каждой нотой. И я всегда стараюсь найти компромисс между тем, что я хочу услышать, и тем, как я хочу этого добиться.
Сейчас стало модным использовать на том томах пластики без напыления. Я, например, не готов к такому совершенно открытому звуку, лишенному атаки, весьма ограниченному по динамике - на нем невозможно играть тихо. Для меня это такая же крайность, как использование стреляющих глицериновых или залепленных изолентой пластиков.
IP: На всех барабанах я использую пластик REMO Ambassador с напылением (наш человек - Прим. авт.). Только передний пластик на бочке у меня REMO Fiberskyn. Он просто смотрится красивее. Это опять же харизматический момент. Один из вторичных атрибутов работы. А по сути, все эти пластики сделаны из одного материала, просто та ерунда, которую они напыляют на fiberskyn, дает пластику больше плотности, что немного демпфирует бас-барабан. А с такими большими бочками, как у меня, всегда проблемы. Они дают слишком много низов, вплоть до инфразвуков. Мы их и не слышим, но когда ставится микрофон, все оказывается там. Поэтому подход к такому инструменту немного другой, нежели к обычному двадцатидвухдюймовому барабану, частотный диапазон которого находится значительно выше по шкале. Со своей двадцатишестидюймовой бочкой я проделываю следующее: по всей окружности внутри корпуса я кладу двухдюймовую пену так, чтобы она прилегала к обоим пластикам. Контакт с пластиком по всей окружности убирает обертона, которые генерируются по краям, оставляя середину "живой", "дышащей". Это не "мертвый" звук электронного блина, просто сустэйн укорачивается, но у инструмента остается "человечность", слышен размер барабана. Вот к такому методу я пришел за годы работы. В переднем пластике у меня небольшое отверстие. В студии - все то же самое, только иногда я использую двадцатичетырехдюймовый барабан, чтобы облегчить жизнь звукорежиссеру и самому иметь возможность для компромисса.
Вот ведь тогда были времена! Еще не было ни Кобэма, ни Гэдда (Steve Gadd), ни тем более Вэкла (Dave Weckl) с Колаютой (Vinnie Colaiuta) и Чемберсом (Dennis Chambers). Все имитировали Пэйса с Бонэмом. А они-то откуда все это взяли? Меня этот вопрос и сегодня занимает. Вопрос созидания, создания, изобретения… Да как угодно!
IP: Далеко не все, что я играю, является совершенно оригинальной барабанной партией. Я просто создаю основу для песни, которой нужен очень простой барабанный бит. Конечно, можно "отвязаться" в брэках, заполнениях, но, в основном, ты должен быть довольно прямолинеен, чтобы заставить свою партию работать на песню. Потом есть еще другая возможность - во время занятий баловаться с темпами, ритмами для себя, просто получать удовольствие от барабанов. Допустим, ты занимаешься перед репетицией, и потом приходят остальные ребята из группы. Они слышат то, что ты делаешь, предлагают использовать эти штучки в музыке. Ведь вся песня строится вокруг барабанов. У тебя уже есть основа и теперь можно сделать партию более разнообразной, добавить воображения. Лет шесть-семь назад мы записывали песню "Roses Cantina", и я задумал соединить в своей партии ритм а-ля Джеймс Браун (James Brown) со свингом. Ребятам понравилось, и это стало ритмической о
Схема
